британским наблюдателем как “выдающийся в своем мастерстве переговорной процедуры, упрямый и неуступчивый до самой крайней степени”, он доминировал на Лондонской конференции и предрешил ее исход… Он использовал привычку Бирнса говорить без подготовки, заставляя его уточнять и объясняться, надеясь на ошибки и на буйный темперамент Бевина, стараясь его спровоцировать»[826], — замечал Дерек Уотсон.

Сессия начала работу с процедурного вопроса об участии министров всех стран, включая Китай и Францию, в обсуждении всех мирных договоров. Молотов согласился, поскольку речь шла только об обсуждении, а не о принятии решений, о чем потом сильно пожалеет. Строго говоря, такой порядок противоречил договоренности в Потсдаме: по каждому из мирных договоров «Совет будет состоять из членов, представляющих те государства, которые подписали Условия Капитуляции, продиктованные тому вражескому государству, которого касается данная задача»[827]. Конфликты не заставили себя ждать. Сталин требовал добиваться права стоянки наших военных кораблей в триполитанских портах, и Молотов предложил:

— Советское правительство хотело бы испытать свои силы, осуществляя опеку под контролем Совета по опеке хотя бы над одной из бывших итальянских колоний.

И заявил о таком большом преимуществе Советского Союза, как «опыт в установлении дружеских отношений между разными национальностями»[828].

Молотов вспоминал: «Обосновывать очень трудно было. Бевин подскочил, кричит:

— Это шок, шок! Шок, шок! Никогда вас там не было.

Бевину стало плохо. Ему даже укол делали»[829].

Впрочем, к тому времени в Вашингтоне и Лондоне уже твердо решили не допустить советского присутствия в Средиземном море, и инициативы Молотова роли не сыграли.

Бирнс выступил за пересмотр потсдамской формулы мирного договора с Германией, предложив ограничить время оккупации периодом, необходимым для разоружения и демилитаризации, после чего вывести все войска (замечу, американское военное присутствие в Германии сохранилось до сих пор и сохранится еще долго). Москва увидела в этом опасность своим позициям в советской зоне оккупации и предложила в ответ распространить эту формулу и на договор с Японией. Однако американцы отказались даже обсуждать это, как и вопрос об участии СССР в работе союзного контрольного механизма в этой стране.

Серьезной оказалась схватка вокруг мирных договоров с Румынией и Болгарией, правительства которых по-прежнему не признавались западными державами. Инструкции ПБ предусматривали их рассмотрение в увязке с главным приоритетом англосаксов — договором с Италией. Сталин в послании Молотову настаивал на максимальной жесткости: «Необходимо, чтобы ты держался крепко и никаких уступок за счет Румынии не делал… Может получиться, что союзники могут заключить мирный договор с Италией и без нас. Ну что же? Тогда у нас будет прецедент. Мы будем иметь возможность в свою очередь заключить мирный договор с нашими сателлитами без союзников». Молотов заверил: «При первой возможности использую указанные тобой аргументы в пользу нашей политики в Румынии»[830]. Возможность представилась в воскресенье 16 сентября, когда Бирнс появился в советском посольстве.

— Почему англичане и американцы поддержали враждебное Советскому Союзу правительство Радеску и не поддерживают дружественное правительство Грозы? — поинтересовался Молотов.

— Правительство Грозы было создано при таких обстоятельствах, которые произвели очень плохое впечатление в Америке, — ответил Бирнс.

— Хотел бы знать, допустило ли бы американское правительство существование в соседней США Мексике правительства, враждебного США, в особенности после того, как Мексика, напав на США, воевала против США и в течение двух лет ее войска оккупировали их территорию?

— Может, найти способ, подобный тому, который был применен в Польше, — предложил Бирнс, — чтобы обеспечить наличие в правительстве представителей всех демократических партий страны.

— В Румынии невозможно повторить опыт Польши, где существовало два правительства, а не одно, как в Румынии. Кроме того, Румыния выступила против Советского Союза, а Польша была нашим союзником. Почему американское и британское правительства не пошли на изменение состава правительства Греции до выборов?

— Но греческое правительство сформировано не так, как правительство Грозы. Оно разрешает корреспондентам работать в Греции.

— Греция ведь создана не для американских корреспондентов, а для греческого народа. Демократическим правительством является такое, которым довольно большинство народа, а не иностранные корреспонденты[831].

«Это был мрачный вечер для американской делегации»[832], —делился впечатлениями Бирнс.

А Молотов сел, чтобы отправить весточку домой: «Полинька, милая, родная моя! Получил твое письмо. Понимаю, что с моей стороны свинство, что до сих пор не написал тебе и Светусе. Конечно, я очень занят… Утешительно все же то, что теперь, работая вместе со своими товарищами, мы, в общем, справляемся с делом, а на Совете министров — мы самые активные и вполне можем противостоять партнерам. Это уже большой шаг вперед против довоенного. Пока, правда, нельзя похвастаться результатами, но на таких совещаниях обыкновенно решает вторая половина работы, которая скоро только начнется. Думаю, что еще неделю здесь пробудем, едва ли больше»[833].

…Но когда подошли к обсуждению мирных договоров, обнаружился тупик.

— Правительство США не сможет подписать мирных договоров с Румынией и Болгарией, — однозначно заявил госсекретарь.

— Если Соединенные Штаты откажутся подписать мирный договор с Румынией и Болгарией, советское правительство не сможет подписать мирного договора с Италией, так как все эти страны находятся в одинаковом положении как сателлиты Германии[834], — не менее однозначно реагировал Молотов.

Молотов отверг предложение Бирнса о создании новой международной комиссии по изучению проблемы правительства Румынии, напомнив, что США поддерживали дипломатические отношения с фашистскими правительствами Испании и Аргентины[835].

Между тем Сталин стал испытывать явное недовольство бесплодностью лондонских переговоров. И виновным за это решил назначить Молотова с его согласием допустить к обсуждению мирных договоров Китай и Францию. О крайней степени раздражения говорил переход на «вы». «Следуйте решениям Потсдама об участии только вовлеченных государств…» — писал Сталин 21 сентября. Молотов счел за благо немедленно повиниться: «Признаю, что сделал крупное упущение. Настою на немедленном прекращении общих заседаний пяти министров… Так, конечно, будет лучше, хотя это и будет крутой поворот в делах Совета министров»[836].

Бирнс вспоминал: «День 22 сентября переломил хребет Лондонской конференции»[837]. Молотов заявил:

— Работа Совета министров продвигается очень медленно и недостаточно гладко. Происходит это оттого, что все мы в самом начале совершили ошибку, отступив от решения Берлинской конференции, не имея на то права. Совет должен заседать в составе трех и, в случае обсуждения договора с Италией, — в составе четырех, то есть при участии Франции.

Коллеги в шоке и заявляют о решительном несогласии с отступлением от изначально принятого решения по процедуре[838]. «Наши самые настойчивые убеждения не оказывали ни малейшего эффекта на мистера Молотова, — писал Бирнс. — Позже вечером я встретился с Бидо,